Простые сложные роды. Финал

Дискоординация родовой деятельности, нерегулярные схватки разной интенсивности в течение долгого времени часто являются показанием для стимуляции.

Роды при заднем виде также считаются непростыми: ребенок идет через родовые пути широкой частью головы. В таких случаях велик риск разрывов и родовых травм у ребенка.

Нам с акушеркой Ариной Чак и доктором Татьяной Олеговной Нормантович в этой непростой ситуации удалось не только избежать стимуляции и анестезии в родах, но и идеально пройти период потуг, избежав разрывов и других негативных последствий: даже голова у Ромы после родов была идеально круглой, а не вытянутой, как обычно у детей, рождающихся в этом предлежании.

О том, как нам удалось это сделать, читайте в последней части моего рассказа о родах.

— Вы как в предыдущие разы рожали? С эпидуралкой? — спросил приветливый молодой доктор в приемном покое.

— Да…

— Наверное, и в этот раз будете так же? — с улыбкой спросил он, уверенный в положительном ответе.

— В этот раз я хочу попробовать другой сценарий.

— Ого, это интересно!

Представляете, именно с этого места должен был начаться мой рассказ. Я начала писать его через несколько дней после родов, и какая же радость, что я решила отмотать назад и начать эту историю с самого начала: с того опыта, который привел меня в этот момент.

Даже в приемном покое роддома у меня не было уверенности, что я смогу. Я точно знаю предел боли, которую я могу выдержать. И у меня было ощущение, что другие женщины, возможно, сильнее меня или у них другой уровень боли — короче, чужие роды для меня покрыты тайной, но зато к третьему ребенку я была абсолютно уверена в знании своего предела, своего тела — я не могла загадывать, как будет, но у меня было много готовности следовать за процессом.

С Ариной у меня была договоренность: если я прошу анестезию, у нас есть еще два часа, чтобы попробовать обезболить процесс другими способами: водой, массажем и т. д. И еще я определила для себя шкалу боли и постоянно говорила: вот сейчас уровень боли на 3 или 4 из 10 (где 10 = я требую анестезиолога).

Около двух часов ночи, когда мы зашли в приемный покой ПМЦ, мои схватки уже были сильными, но терпимыми (на ¾ балла). У меня была надежда, что мои роды первый раз в жизни будут ночными, и я сделаю это в темноте и в тишине.

— Как давно идут схватки?

— С утра.

— Отлично, посмотрю вас на кресле.

Осмотр показал раскрытие около 4 см, и меня отправили в родильный блок. Мне выдали рубашку, халат и тапочки. Арину и Вадима сразу пустили со мной.

По пути мы зашли на УЗИ, я спросила девушку, какой вес малыша она прогнозирует. И вообще, мне было интересно, проверяет ли она свои прогнозы, а она рассказала мне, какие рекордсмены по весу у них рождались в последнее время. Короче, персонал в ПМЦ был в прекрасном расположении духа, все шутили в ответ на мои шутки, никто не ругался и не торопил, даже не пришлось заполнять кучу бумаг.

Мы поднялись в отделение «Домашние роды». Я уже знала этот коридор и эти палаты, несколько раз ходила на экскурсии в дни открытых дверей — и вот теперь одна из этих комнат станет для меня особенной.

Кажется, наш родблок был третьим. В соседнем недавно родился маленький человек, о чем он бодро сообщал своим криком. Я подумала: «Эх, мне до этого момента еще целая вечность. А кто-то уже отстрелялся». Не было никаких стонущих рожениц, атмосфера была сонной, не считая малышкового плача.

В нашей комнате была кровать-трансформер (для родов) и диванчик. Мне очень хотелось спать, и я легла на кровать, Вадим лег со мной, мы обнялись и заснули. Арина легла на диван.

В какой-то момент моя голова отключилась совсем, и я перестала переживать об удобстве других. Появилось новое чувство: я — главный участник событий, а они здесь, чтобы помогать мне, и я должна говорить, что мне нужно для комфорта, или даже не так: я должна просто двигаться в своем ритме, а они должны быть рядом, когда нужна помощь.

Так мы начали проживать схватки в полусне. Когда волна подходила, я вставала на четвереньки на кровати, Вадим стоял рядом, положив руку мне на спину. Потом мы снова ложились. Я думала, что Арина спит, но, когда взглянула на нее, я поняла, что она считает схватки.

В какой-то момент я провалилась в сон. Сквозь это состояние я поняла: схваток нет. Они просто пропали, и я сплю. Я сплю, и ничего не происходит. Я снова не рожаю. Но мне так хотелось отдохнуть, что я решила подумать об этом потом. Фоном Арина включила аудиозапись аффирмаций (что-то из гипнородов), она крутилась на репите, и я толком даже не разбирала слов, но она меня успокаивала, и под нее отлично спалось.

Мне хватило пары часов сна, чтобы перезагрузиться. Я открыла глаза, за окном начинался рассвет, и мы открыли жалюзи. Комната наполнилась мягким оранжевым светом, на стенах появились солнечные рисунки. Все вокруг стало таким приветливым и теплым, я почувствовала пространство, почувствовала процесс, в котором мы находимся и то, насколько далеко мы зашли. Мы были вместе уже сутки, и я знала, что самое интересное еще впереди.

Арина поставила мне КТГ, и, когда я приняла вертикальное положение, пришла новая волна. Мы делали КТГ на фитболе с опорой на кровать, что оказалось очень удобным. Я чувствовала, что схватки проходят эффективно, и я не просто так терплю боль.

Потом Арина посмотрела раскрытие: 6−7 сантиметров, целый плодный пузырь.

— Удивительно, но твои несколько ночных схваток повлияли на прогресс! Раскрытие идет, несмотря на то, что кажется, что ничего не происходит.

Я поражалась: родовой боли, какой я ее запомнила, не было. Вообще. Схватки — ну да, они проходили чувствительно, но я так радовалась, когда они приходили, что неприятные ощущения уходили на второй план.

«Я умею рожать! Все мои знания — даже те, которые я получила перед первыми родами, — все не зря. Сейчас, когда я не поторопилась, они наконец-то пригодились».

Схваток было мало, они были нерегулярными, но каждую из них я прорабатывала на максимум: старалась расслабить лицо, выдыхать через расслабленные губы, расслаблять мышцы тазового дна, представлять, как все раскрывается.

В процессе мы заказали завтрак. У меня был отличный аппетит и бодрое настроение. Хотелось веселиться. 🙂

Мы пошли в комнату ЛФК с фотоаппаратом. Я попробовала все пропсы и девайсы, мы залезали на шведскую стенку, качались в гамаке, фотографировались.

Было сложно поверить, что у меня 7 см раскрытия, а я не умираю от боли, а наоборот: призываю схватки, стараюсь усилить их и сама работаю над этим. После ЛФК я решила снова полежать, попросила Вадима лечь так, чтобы я могла положить на него ногу. И в этот момент зашел Марк Аркадьевич Курцер с другими докторами. Кажется, у них был утренний обход.

Вместо роженицы на кровати (прямо на входе в палату) они увидели мужчину, который лежал лицом к двери.)) Мы, конечно, сразу вскочили, как школьники. Я поздоровалась:

— Здравствуйте, Марк Аркадьевич!

— Что это вы тут делаете?! — весело спросил М. А.

— Рожаем! — ответила Арина, — раскрытие 7 сантиметров!

— А по вам и не скажешь! 🙂

Очень скоро все ушли, и мы снова остались одни.

Я заметила, что ощущения на схватках усилились, и я решила попробовать ванну. Сначала лезть в воду не хотелось, но я сделала небольшое усилие, и вообще ни разу не пожалела об этом. Схватки в ванной проживались великолепно, я меняла позы, дышала. В какой-то момент из моего выдоха «вввввввввввввв» мне захотелось перейти на другой звук, я начала постанывать, и Арина сказала мне: «Пой оооооооооооооом низким голосом».

И вот в этот момент я нашла опору, которая помогла мне пройти через 8-балльные, по моей шкале, схватки достаточно легко. Мне удавалось проходить через каждую схватку, как будто я владею ей, а не она мной. Это похоже на уровень умения, который возникает в определенный момент в любом деле, когда ты доходишь до сложного этапа, но у тебя хватает скилов для его прохождения, и от этого энергии становится еще больше.

Проблема была только в том, что периодически схватки затихали, в некоторых позах они проходили слишком легко, и я чувствовала, что прогресса нет. Роды шли уже достаточно долго, и я чувствовала, что малышу надо помогать. Поэтому мы приняли решение снова вылезти на сушу.

Было уже около 11 часов утра.

Там я снова лежала на кровати и вставала на четвереньки на каждой волне. Мы снова отправились в зал ЛФК, только уже с серьезной целью: вызывать схватки движением и создавать больше давления на шейку покачиванием вниз во время схватки. Пузырь все еще был целым, поэтому для полного раскрытия не хватало давления.

Я сидела на фитболе и подтягивалась с использованием лестницы, расслабляя мышцы тазового дна. 10 таких подтягиваний — и схватка приходила, я пела «ООООООООММММ» — боль была уже сильной, и мне приходилось петь достаточно громко, и еще я продолжала пружинить на фитболе.

Я понимала, что мой «ОМММ» звучал так, как будто в меня вселился Шаляпин, и что звук этот разносится по всему этажу, и не сказать, что мне было совсем плевать — все-таки, было немного неловко. Но в то же время я уговаривала себя, что мне это действительно необходимо, и нет никакой альтернативы.

В какой-то момент мой голос на схватках стал срываться, и мой ОМММ перестал работать. Арина посмотрела меня и сказала, что раскрытие полное.

Я всегда была уверена, что в этот момент роды подходят к концу, и можно ложиться на кресло. Но нет. Пузырь был целым, и схваток не хватало для того, чтобы он порвался, а голова прижалась плотнее. Я была полна решимости действовать: ходила специальным способом, прыгала на фитболе, казалось, вот-вот это произойдет.

Через какое-то время я попросилась полежать. Кровать стояла прямо напротив окна, я увидела, что наше солнечное майское утро поменяло свет, воздух даже через стекло казался наполненным озоном, ожиданием теплого дождя.

Я попросила Арину открыть нараспашку огромное окно, и, когда я вдохнула этот воздух, из моих глаз сами собой полились слезы. Я смотрела, как дождь начинается и набирает силу, такой нежный дождь, какие бывают в самые теплые летние дни. Я смотрела в окно и смотрела в себя. И в этом опять было какое-то освобождение.

Мне казалось, что вселенная очень долго вела меня к этому моменту, как будто я заслужила свое собственное прощение или сострадание. Тело опять дало мне передышку от схваток, ничего не происходило, как будто все встало на паузу, чтобы я могла прожить этот момент, выпить его до самой капли.

Однажды у меня было такое: много лет назад я встречала рассвет в Хорватии, у окна в коридоре отеля, одна, в ужасном состоянии. Я мечтала только об одном: быть кем-то другим, только не собой. Тогда через большое отчаяние ко мне пришел вопрос: ты бы хотела легкой жизни? Забыть все, что ты знаешь, ради того, чтобы просто быть счастливой? Чувствовать меньший диапазон эмоций, чтобы было меньше боли?

— Конечно, нет.

Тогда я перестала ненавидеть свою природу и начала учиться жить с ней. И вот сейчас, через много лет, я испытывала огромную благодарность за этот путь. Из того утра в Хорватии тянется много нитей в моей жизни. Например, то, что всему свое время. И все обязательно будет, если ничего не хотеть и не загадывать. И то, что нет ошибок, но есть опыт, который важнее молниеносного успеха и безоблачного неба.

У меня ничего не получается просто так — все через ошибки, но в этом и есть моя сила. Спотыкаясь о каждый порог, я обретаю сверхспособность понимать каждого, кто споткнулся хотя бы об один. Мой путь учит меня состраданию, и я не хочу другого.

Я заметила, что Арина одевается в какую-то специальную одежду и готовит все для малыша. Мне почему-то сложно поверить в то, что совсем скоро я обниму своего ребенка. Сама мысль об этом казалась мне фантастической, но она же и вернула меня в реальность. Надо было вставать и работать над схватками.

Через какое-то время я снова попросилась в ванну — у меня была надежда родить в воду, а вдруг получится? С нами была дежурный доктор, они с Ариной и Вадимом сели в ванной вокруг меня.

Схватки были сильными, мой мозг выключался, но в некоторые моменты они пропадали совсем или проходили так легко, как будто я только начала рожать. Из женщины в самой активной фазе я превращалась в человека, который вообще не в процессе — и это были очень странные метаморфозы.

— Арина, как долго это может продолжаться?

— Долго, пока пузырь целый. Потрогай его!

Я много раз видела этот процесс на картинках: пузырь раскрывает шейку матки, входя в нее, как воздушный шарик. Но мне этот сценарий казался слишком идеальным, практически неосуществимым. И вот мой пузырь в этот раз все-таки сработал идеально! Я трогала его руками и чувствовала, как на схватке он выходит больше, а после схватки уходит обратно.

— Что мне делать? Может быть, мне его порвать самой? — спросила я Арину после нескольких схваток, когда поняла, что процесс стоит на месте, и пузырь так и ходит туда-обратно.

— Ну, если ты хочешь, ты можешь, — в голосе Арины читалось: «Это твое тело, доверяй себе, сделай то, что чувствуешь».

— А ты бы это сделала?

— Я бы сделала.

И вот на следующей схватке я попробовала ногтями ущипнуть и порвать оболочку пузыря — это оказалось не так просто. Он как будто состоял из нескольких слоев. Мне понадобилось несколько схваток, чтобы сделать это! Но вот я почувствовала, как отошли воды — чистые, прозрачные.

Удивительный, конечно, момент: я думала о том, как я бы поступила, если бы рожала совсем одна. Я думаю, что я бы в процессе трогала и пузырь, и голову уже потом, на полном раскрытии — это настолько помогает чувствовать правильный алгоритм действия на схватках, так соединяет с телом — жаль, что об этом так мало говорят.

Когда воды отошли, схватки сразу стали болезненными и захватили поясницу. Меня постоянно спрашивали, не тужит ли меня. Но меня не тужило. Я старалась принять вертикальное положение в ванной, чтобы сила тяжести помогала, но все казалось бесполезным, а боль становилась невыносимой.

— Так, все, я больше не могу! — стонала я.

— Сейчас подожди, Татьяна Олеговна (Нормантович) зайдет, посмотрит тебя, поддаст акушерского драйва, скажет, что делать нужно.

Как-то мне очень понравилась эта фраза про акушерский драйв. Из ванной вылезать не хотелось совсем, но я кое-как переместилась на сушу.

— Как ты хочешь рожать?

Меня несколько раз спросили, но у меня совершенно не было ответа внутри. Мне не понравился стульчик для вертикальных родов, и я показала на ставшую уже родной кровать.

— Так, тут человек у нас в заднем виде, — сказала Т. О.

В этот момент я немного испугалась. Незадолго до этого Рита рассказывала мне, как тяжело прошли ее роды в том числе из-за этого положения ребенка. Я слышала, что многим в этом случае делают кесарево: все-таки голова проходит родовые пути самой широкой частью, и у меня ни разу так не было. Зато стало понятно, почему схватки не давали результата и почему потуги не начинались: он просто немного застрял.

— Иногда надо прооооосто немнооооого помоооооочь — нежно и медитативно говорила Татьяна Олеговна, помогая головке прорезаться. Я уже поняла, что она делает — это был не осмотр, и никто не собирался меня отпускать из этого кресла. И я была только за.

— Тааак, дыши, дыши, дыши — манипуляции были достаточно болезненными, но мне очень помогло то, что это была Т. О.: я знала ее, мое тело доверяло ей на 100%, у меня было такое чувство, что мы в одной команде, что она ведет меня за руку через процесс, в котором знает наизусть каждую мелочь — профессионал, который делает свою любимую работу. Я соединилась с ней в этом процессе, и не сопротивлялась ни одному действию, какую бы боль оно ни вызывало, и следовала всем инструкциям, старалась помогать доктору делать ее работу.

— Ну, а теперь тужься! — и всю схватку я вкладываю все силы в это уже знакомое действие. Мне кажется, что меня сейчас разорвет, что мое тело вышло за пределы и боль взрывается с космической силой, но я готова идти дальше, потому что отступать некуда.

Я почувствовала, как головка вышла, как будто ровно наполовину, а схватка кажется закончилась, и в этот момент и Арина, и Т. О. начинают говорить:

— Так. Не тужимся! Расслабляйся, РАССЛАБЛЯЙСЯ! Дыши!

Я вспомнила про «огненное кольцо» — момент в родах, когда промежность растягивается, чтобы прошла головка, и работа в этом моменте определяет, будут ли разрывы или нет.

Я никогда не чувствовала боли такого качества… Казалось, что я горю в настоящем огне и все мое существо хотело потужиться еще, чтобы головка вышла полностью, а боль закончилась.

Казалось, что маленькое усилие может избавить меня от боли, но команда говорила мне: расслабляйся, дыши, дыши — и меня трясло, и я отпускала напряжение, как будто по ступеням, боль была жгучей, и я растворялась в ней.

Я думала, что мы ждем следующей схватки, а она не приходила. «Самое страшное, что она могла вообще не прийти — как и все предыдущие, растянуться на интервалы в 10 минут… А тут голова уже на половине пути. Вдруг я его сдавливаю?» — проносилось в голове. В этот момент я делала все, как мне говорят, и терпела все только ради ребенка. Но при этому у меня было такое ощущение, что у меня будут разрывы со всех сторон.

— Тужься! — и вот я чувствую, как это происходит. Он выскальзывает из меня, и Арина сразу кладет его мне на живот. Я жду секунду и слышу его первый крик. «Уфффффффффф! Неужели у нас все прошло хорошо?! Неужели мы сделали это?!».

Меня все еще немного потряхивает от боли, и я прижимаю его к себе, стараясь вернуться в себя. Я не могу пока посмотреть на него, не могу отключиться и наблюдаю за тем, как боль постепенно утихает — и я возвращаюсь из глубины боли в реальность.

— Оооох… Это был жестко! — качала я головой — Но как же это было круто!

Малыш лежал на мне, кожа к коже. Неонатолог посмотрела его прямо на мне, потом я дала ему грудь.

Все это время пуповина пульсировала. Арина сказала, что это продолжалось довольно долго. Я спросила: нужно ли мне рожать плаценту прямо сейчас?

— А тебя еще тужит? Есть схватки? Можешь подождать, конечно! Когда захочешь, потужишься и родим ее.

Как и прежде, меня не тужило. Я взяла немного времени, чтобы отдохнуть и чтобы жжение внизу немного спало. Отголоски боли после огненного кольца еще были, и я думала, что у меня есть разрывы. Но все-таки неприятные ощущения медленно угасали, и в какой-то момент я спросила:

— Можно я буду рожать плаценту с ребенком на груди?

— А почему нет? — со мной к этому моменту осталась Арина и дежурный доктор, она тоже все время была рядом с момента полного раскрытия.

Я родила плаценту очень быстро и легко, с Мироном мне отделяли ее вручную, и это было мягко говоря неприятно — для этого мне снова добавляли анестезию. С Ежи после родов меня зашивали с анестезией, и этот послеродовой этап меня, конечно, пугал. Как я справлюсь без обезболивания со всеми этими осмотрами и манипуляциями?

Еще я отказалась от сокращающих препаратов. Я помню, что оба раза мне становилось плохо от них. Я постоянно советовалась с Ариной, и она поддерживала все мои идеи относительно процесса.

Через час я отдала Ромчика на взвешивание, измерение и одевание, а сама отдалась на осмотр.

— Представляешь, у тебя нет никаких разрывов! Вообще!

У меня было ощущение, как будто мне поставили синяк. Все было чувствительно, и очень «в тонусе». Мне сложно объяснить, но после анестезии ты как будто чужими органами тазового дна пользуешься, все болит, но, в то же время, как будто неживое, и это не временный эффект от лекарства, а последствие на несколько дней-недель-месяцев. Да, он уходит, но очень медленно. Здесь все было иначе.

— Как насчет пообедать?

Забавно, но в родах я ела каждые 3−4 часа — такое вот у меня было чувство голода. И еще интересная вещь: мы решили не делать клизму перед родами, но первые 10 часов мой организм чистился сам, как никогда — я читала, что есть такой предвестник родов, но здесь это происходило прямо в процессе. После родов мой живот под маткой просто провалился:

— Такая худая! Ты ешь вообще что-нибудь? — спросила доктор, ощупывая мой живот, проверяя сокращение.

— Ага, примерно в семь раз больше, чем я! — посмеялась Арина.

А я в свою очередь подумала о том, насколько пустой был у меня кишечник. И организм сделал это сам, без всяких вмешательств!

Потом мне принесли еду. Я попробовала все понемногу, питание в ПМЦ, конечно, топчик.)

Потом я аккуратно встала и пошла в душ — Арина все время помогала мне, а Вадим сидел с Ромой на руках. Несколько послеродовых обязательных часов в родблоке тянулись ооочень долго, хотя до этого 12 часов пролетели незаметно, нам очень хотелось сменить атмосферу и остаться втроем.

По пути в послеродовое мы обнялись с Ариной — наконец-то она ехала домой к детям, я была счастлива и благодарна ей за то, что она прошла этот путь длиной в 36 часов со мной, ни разу не показав усталость, или недовольства. Она всегда была рядом, внимательная, теплая, нежная, само воплощение материнства, сестринства — того, что женщина может дать человеку, нуждающемуся в поддержке.

В палате послеродового отделения мы открыли настежь окно, на улице началась гроза, и я снова чувствовала себя самым счастливым человеком во вселенной. Ромчик уютно сопел, не отрываясь от меня, мы валялись втроем на одной кровати, за окном шумел майский ливень, воздух в палате был просто невероятным…

К нам периодически заходили неонатологи, медсестры, все говорили, что у нас так хорошо и свежо, — хвалили нас, что мы не сидим в духоте и не боимся сквозняков.

— Ну, это понятно! У вас же третий уже!

Мне очень понравилась команда в послеродовом, особенно неонатолог. Она рассказала, что ее дочка занималась в Секте, и я очень порадовалась, даже расправила спину в этот момент. 🙂

Мы очень хотели уйти домой к вечеру, но нас попросили остаться до завтра, чтобы врачи могли посмотреть на Ромчика и на меня еще раз утром. Мы согласились. Отлично выспались втроем на односпальной кровати (палата у нас была самая обычная), спали так же — с открытым окном.

Утром нам принесли договор — никаких дополнительных платежей, 150 тысяч в рамках контракта — наверное, если бы я попросила анестезию или дополнительную палату, счет бы увеличился. Потом нам провели все осмотры, поставили Ромчику прививку и отпустили, отдав все выписные документы.

Мы вышли из роддома, минуя выписную: через обычный выход. Сфотографировались с медсестрой и друзьями, которые нас встречали. Это была самая уютная выписка в моей жизни, все так спокойно и тепло, как и весь этот день — 9 мая 2019 года.

Уже вечером мы стояли на крыше дома и смотрели салют. Дома было так замечательно — я радовалась, что мы ушли из роддома чуть раньше, и теперь у нас было время в своем пространстве.

Эти роды стали для меня путешествием. Я поняла, что всегда тороплюсь и тороплю и себя, и других. Я спешу к результату, но не понимаю, что и результат, и процесс могут быть лучше, если я не буду спешить и нырну в глубину.

Я поняла, что я не могу повлиять на свои границы терпения боли, но боль может измениться, она может не приходить, не доходить до моих границ, не выходить за пределы. И тогда я смогу.

Я поняла, что моя привычка быть удобной не удобна тем людям, которые хотят помочь мне. Вместо того чтобы быть в своем процессе, я отвлекаюсь от него на других, и мешаю потоку. Когда я позволяю себе быть собой — всем хорошо, потому что у нас все получается. Все, ради чего мы собрались.

Я поняла, что мой путь и моя женственность уникальны. Я продолжаю раскрывать это в себе, и я до сих пор думаю, что это только начало. Мы учимся, мы всю жизнь учимся. А еще мы всю жизнь лечим свою душу от тех ран, которые наносим себе сами излишней требовательностью, сравнением себя с другими.

Чем я старше, чем больше у меня опыта, тем меньше белых пятен на карте. Я понимаю, кто я, понимаю все глубже и глубже. Через глубокое принятие и понимание себя приходит столь же глубокое принятие других людей и их уникальности.

Была еще одна забавная деталь, которую мне рассказали: в разгаре моих схваток, когда я громко пела ОООООММММ, в другую палату привезли роженицу. Кто-то рассказал мне потом, что мои звуки так ее напугали, что она сказала: «Боже что там с ней делают??! Я так не хочу! Я так не смогу! Можете мне, пожалуйста, поставить что-нибудь, чтобы я поспала?».

Je suis та девушка. Это — мой внутренний голос до моих третьих родов. Глядя на всех, кто рожал самостоятельно, я думала: они героини, но я так не смогу. Можно мне, пожалуйста, на ручки анестезиолога? Но по факту, когда я могу сравнить предыдущий опыт и этот, я могу сказать: роды с анестезией дались мне тяжелее и болезненнее, чем роды без нее.

И теперь я знаю главный секрет: не всегда то, что кажется невыносимым со стороны, является невыносимым. И не всегда то, что кажется легким на первый взгляд, легко в итоге.

Спасибо, что вы пишете мне комментарии, делитесь своими историями и чувствами — это вдохновляет меня садиться и писать. Я радуюсь, что эти тексты не оставляют вас равнодушными. Обнимаю каждую женщину, которая находится на этом пути.

Как бы ни было, все мы нуждаемся в поддержке, особенно, когда дело касается нашего опыта в материнстве. Надеюсь, мои тексты для вас станут той самой поддержкой и вдохновением.

Ольга Маркес